Цвет боли.

Её глаза поразили меня в одно мгновение. Существует теория, отлично донесенная голливудской индустрией до мозга простых обывателей, что перед смертью человек вспоминает все значимые моменты – незначительные секундные прикосновения, минуты безграничного счастья, часы непониманий, месяцы бесконечно-кольцевых обдумываний ёжащихся угрызений совести и тех теплых слов, которые уже никогда не скажешь. Если это так – то та встреча автоматически перенеслась в мой long-list. Она дала себе умереть. Хотите знать, почему она так сделала – чуткая и понимающая женщина с «глазами жены Пушкина»? Потому что в жизни никому нельзя ве-рить, а она как чистой воды карта зеро в старших арканах Таро – не пуста, но уже сделала тот самый леденящий прыжок в пустоту, исключительно по своей наивности. И хочет теперь всех убедить, что не падает, а парит, только вот глаза выдают. Это отжим высшей обработки с применением исключительно человеческого труда. Её бархатность темных ресниц, которые встречаются в каком-то попарно-ритмичном танце (кадриль?), молочная нежность белков с чуть заметными паутинками усталости, безумно восхитительный ореол зрачков – всё безнадежно пропитано этими каплями невыносимого яда. Поражающая воображение девочка с определённо несчастным именем.. Раньше из-за одного такого, оброненного невзначай взгляда, мужчине стоило отправиться в многодневный военный поход, чтобы проливать кровь иссушающими дыхание (но не душу) разгоряченными днями и расплавленную ртуть свечей бессонно томительными ночами. Наше время тошнотворно утопает в перверсиях отношений: оно нуждается лишь в человеческом жмыхе, аккуратно разложенном по второсортным пакетикам для одноразовой заварки. А у неё – лишь хинная горечь глаз цвета боли.

Она никому не нужна.