Кролик был очень невоспитанный и оттого всё рассказал

Отжала все коротенькие записи из подзамочного френдфида о турецких товарищах. На самом дела, рассказывать о стамбульских наблюдениях - все равно, что фотографировать на мыльницу, здесь нужна камера на 360градусов; зачастую я просто садилась на скамейку и вертела головой. Примерно это было вот так, но если бы я все время носила с собой ручку, то случайных зарисовок бы было в 30 раз больше. 

Нужно, опять же, оговориться: я была НЕ на курорте, я ни разу не искупалась в море и умею отдыхать тюлеником ровно три дня, а потом начинаю жаловаться и ныть.

Я не могу составить мнение обо всей Турции, это был Стамбул. Я жила в абсолютно нетуристическом квартале в азиатской части и обеспокоенные турецкие подданные каждый раз спрашивали меня, в правильном ли направлении я еду. Я разговариваю только на английском и русском, а с турками могу только экстрапаралингвистически: делать правильные глаза, цокать, автоматом говорить anlamadım и показывать пальцами, чего хочу, как турист среднего пошиба.

В силу сложившихся стереотипов в голове откровенно считаю, что мир очень упругий и ласковый, но допускаю, что разные люди видят одну и ту же ситуацию по-разному, и там, где одному «море гниет», другому «вода цветет». Я именно тот безумный мальчик-оптимист из анекдота со сбежавшей лошадкой под рождество и вы меня никогда не переубедите.

1. Турки эмоциональны и энергичны, это факт общеизвестный. Чтобы прикинуть, какие эмоции он испытывает на самом деле, поделите их на восемь частей. Одна восьмая - это нормальная реакция среднего русского человека. Поэтому, когда вам кажется, что вокруг шашками машут, умывают руки и говорят на повышенных тонах, или, напротив, готовы весь мир подарить и пару коньков в придачу - постоянно занимайтесь дробями в уме, do the maths, мой вам совет.

2. «Важнейшими из искусств для нас являются кино и цирк» - это именно про турков. Замените слово «кино» на «сериалы», а «цирк» - на «футбол» и вы получите искомую картину. Поплакать вместе с любимыми героями - одно из любимых дел. Такой чудовищной игры актеров я не видела даже в кружках самодеятельности.

3. Эмоциональность дополняется лотерейными билетами, лошадиными скачками и спортивными ставками, в которых я так до конца и не разобралась. Благодаря тотализаторам, я впервые увидела людей, которые знают названия всех футбольных русских команд, ибо в моем окружении нет ни одного футбольного фаната вовсе. Жажда моментального и легкого обогащения - это современная турецкая сказка из «1000 и одной ночи». При этом - азартные игры на деньги официально запрещены, сами понимаете.

4. Руки у турок расположены очень близко к жопе. Образно, а не физиологически, конечно же. Местный теплично-офисный мужчина может выровнять пол, проложить проводку, перекопать 6 соток, разобрать карбюратор, а потом собрать. Поэтому я себя константно ощущала европейцем с коробком спичек, который приехал на остров к туземцам. Опять же, это мое видение, ибо у папы было техническое образование, и по вечерам он собирал вездеходы, то есть читать я научилась по журналу «Моделист-конструктор», а мой брат в 6 лет из использованной лампочки, коробка спичек и трех проводков сделал бомбу, которая разнесла беседку в саду.

5. У турков очень маленькая личная дистанция и поговорить с незнакомым человеком, встретившимся тебе в радиусе полутора метров по поводу и без повода нужно непременно. Я к этому отношусь с восторгом (ну, про себя я уже писала). Турки же - это высший пилотаж: они щиплют чужих детей за щеки и гладят по голове; обращаются «kardeş» к человеку, прося передать за проезд; говорят ласковое донельзя «canım benim» любому и в любой ситуации. Но в этом всем есть существенный минус: понятие «друг» очень смазано, если вас познакомили - ты уже друг; если встретились два-три раза, то уже можно целоваться и тереться лбами, а если вдруг еще какие дела совместные наросли - то ты уже брат-брат. Точно так же и с отношениями: нужно хорошо учитывать языковые конструкции и осознавать, что про «люблю» говорят часто, радостно и с улыбкой, причем это не глубокие чувства, а выражение симпатии.

Продолжение следует.

День, когда можно признаваться.

Давайте и на самом деле извинюсь. Потому что действительно есть перед кем и эти люди иногда всё-таки читают мои записи.

Я достаточно часто задеваю людей различными поступками и меткими словами - иногда по непониманию; редко, но бывает – намеренно. Часто из-за того, что пытаюсь всех и каждого загнать в некие, как мне кажется, общепринятые рамки, а сопротивляющихся подвести под монастырь. Раньше это проявлялось ярче и шире, хотя бы из-за глупой принципиальности и негибкости, которые вынуждали меня биться за идею до последнего, со сломанными копьями и  незаживающими солёными ранами. Хотя много раз я стояла обеими ногами всего лишь на своих комплексах.

Простите за письма, излишнюю откровенность и слёзную эмоциональность. За нелепые обманные маневры и за никому вовсе не нужную правду – я до сих пор не понимаю этих правил, кому и что следует говорить. За то, что обещала и не выполнила – жизнь вносит свои коррективы, да и я, значит, не очень старалась, хотя следовало бы. За то, что было некогда вовремя остановиться и за то, что я так и не открыла рта и не помогла тогда, когда следовало.

Осознание в любом случае не помогает не ёжиться каждый раз. Поэтому – простите меня.

Неподъёмнейшая из нош, смиреннейшая из ниш.

Она могла бы уйти в зиму.

В злую и жгучую пелену, чтобы перерезать глотки врагам, пока они спят в забытье. Там сумрачно и нечем дышать, там борьба идет за каждый шаг, там не прилив и не отлив – долгий штиль, черная густая кровь.

В зиме не рвутся во весь опор, иначе израсходуешь теплое и будешь кашлять кусками, нужно ступать мягко и действовать быстро. Она отмолит потом каждую исстрадавшуюся из душ, тела которых травили воду и отнимали родные слова и веру. Пение будет звучать через снегопад.

А потом она бы непременно вернулась. Были бы пляски, солнечные блины и горячий чай.

Она могла бы уйти в лето.

Надеть светло-соломенное платье и подать руку кареглазому воину с кожаным шнурком на шее. Или вне времени молодому волшебнику с мудрой улыбкой. А может и барду, который поет, как хочет и на кого не оглядывается. Что она б ни решила - выбор бы был правильным и счастливым.

И они засеяли бы поля спелым золотом. Небо бы было бесконечным, и только крылья птиц нарезали бы его на отборные ломти. Она бы сушила травы, варила варенье и радовалась пробуждениям, а в теплую июльскую ночь родила бы девочку. Любовь, шорох юбок и размеренность босых шагов наполняли бы дом.

Она могла бы уйти в осень.

Встать, чтобы никто не услышал, и уйти с расплетенными косами, в сорочке и платке – туда, где у берегов рек вызрела ежевика, а леса отливают синей дымкой на рассвете. Оставила бы вышитые рушники и пояса с заколотыми оберегами, повседневные заботы и надежды, которые приносили улыбку. Влажная земля оставалась бы на ступнях, а червонные листья скрывали ее следы.

С собой несла в дорогу только думы свои беспросветные и самое непонятое отчаяние. И лиловый поток утра забрал бы ее с собой – звучать бесконечной мелодией без слов и принуждений.

Но она уходит в весну. И это самый непредвиденный шаг.

Ты знаешь, чем дальше идешь, тем страшнее становится. И шажки все короче, и сердце стучит все явственней, и виски давит от погоды и случайностей. Это в 20 тебе хватает запала, ты «лихо рубишь пирамидку и лозу», все еще веришь, что людей можно формовать по своему вкусу и любишь до утра. И даже потом, когда раскладываешь по полкам скелеты из когда-то живых людей, то продолжаешь думать, что однажды придет такой человек, за которым не придется закрывать дверь.

Это раньше я любила говорить и улыбаться. Затем ругала себя и училась ждать, хотя это было так непонятно и неестественно. Когда-то я училась ждать, а теперь это происходит по умолчанию, потому что нет движения сосредоточенней, чем ожидание – изо дня в день. Но каждое сдержанное «хорошо» делает твое сердце прохладней еще на полградуса.

И чем дальше, тем страх все больше и всеохватней. Боишься за завтрашний день, за то, что мама когда-нибудь перестанет дышать, за выбор твоих детей. За то, что твое тело уже не такое ловкое, как раньше. За то, что радости выключаются.

И вот так на пару минут - опять, по старой памяти подумаешь, что все не так и все не с тобой, что ты тут отвлекся, а твоя жизнь смазано вылетела из своей колеи, и все пошло странно, а в последние полгода – вообще колом и наперекос. И ужасно хочется проснуться, но для этого надо хотя бы заснуть, закрыть глаза, но у тебя паника и ты прокручиваешь спираль за спиралью – дальше, туже, пристрастней.

И ты накидываешь капюшон и выходишь туда, где ветер и выключен дневной свет. И едешь, едешь через эти ночные трассы с выхватывающими вспышками и полосами, и матовость щек и глаза твои отражаются в зеркалах и стеклах, и там будет холодный и влажный восход, прозрачность которого перейдет в белизну утра. Там, где тебя по-настоящему ждут и помнят, и очень любят.

Но мечты не всегда сбываются. Да почти никогда. 

Обо всем понемногу.

Раньше тут были "шесть слов". Ну, а теперь я вам расскажу, из-за чего косвенно я не писала в блог полгода.

Слишком длинная зима.

Это серый и безвоздушный февраль.

Никак, никто, и нигде.

Постоять на твоем пороге, перетаптываясь в мокрых замшевых сапогах и качаясь с пятки на мысок, подышать паром в вязаный белый шарф, постучать костяшками по стене, провести пальцами по гладкому краю двери: смотри, это я здесь, я помню дорогу к тебе, хоть она вся и заледенела.

Прижаться спиной в последний раз – и, зажмурив глаза, сделать шаг и дотянуться до стыка перил, чтобы ведущие вниз ступени не раскачивались и не уходили из-под ног.

Эта бесконечная белая стена снега будет стоять перед нами, и слова уже не нужны.

Чемодан на колесиках.

  Мне двадцать пять, и я по-прежнему не понимаю ни намеков, ни шуток, ни иронии. В детстве папа закидывал меня на платяной шкаф и делал два шага назад – а я ревела белугой, как будто весь мир сузился до размеров этого шкафа и ближайшие лет сорок я проведу именно здесь. Мама вздыхала, что меня, возможно, подменили в роддоме – и я действительно выросла странной, необщительной и до сих пор зову ее исключительно по имени. Брат говорил, что у них возле дома водятся волки – и мне вот уже двадцать лет снится сон про то, как он не успевает добежать, падает возле поворота, и над ним замыкается ряд серых спин. 

  В двух словах – багаж еще тот.